Виктор Гвор - Улыбка Бога [СИ]

Деревня, вдруг выросшая, посреди степи показалась иллюзией. Однако, карта подтверждала: есть здесь населенный пункт с непривычным для немецкого уха название «Штшутшье». И белоснежные дома под золотистыми крышами, сделанными из связок соломы. Обер-лейтенанта Циммермана передернуло. Слишком он хорошо помнил предыдущую встречу с «пряничными домиками»…

Снаряды отскакивали от стен будто тенисные мячики. А убийственно меткий огонь русских снайперов выкашивал панцергренадеров одного за другим. Уже потом, когда деревню сравнял с землей, в срочном порядке подтянутый гаубичный дивизион, обер-лейтенант не поленился внимательно ощупать каждый обломочек. «Первобытный железобетон». «Арматура» из тщательно переплетенных веток и полметра высохшей до звона глины…

Оказалось, что в оборону встал русский стрелковый взвод. Против танковой роты и двух рот панцергренадеров они продержались почти два часа. И погибли под снарядами, забрав с собой восемнадцать солдат Рейха, и покалечив еще три десятка. С того дня, раненый по касательной в руку, Циммерман и невзлюбил обманчивые в своей беззащитности русские домики под соломенными крышами.

И вот, снова. Деревня, закутанная в зелень садов. А в этой зелени отлично маскируются батареи страшных «раатш-бумов». Тяжелый снаряд 76,2 мм орудия проламывает броню танка на любых дистанциях. Обер-лейтенант тоскливо вздохнул. Приказ есть приказ. Нужно занять эту…

Руки в перчатках плохо справлялись с картой, вырываемой ветром, но все же ее удалось развернуть.

«Щучье»! Вот как там написано! До чего же трудный у русских язык! Неудивительно, что они взбесились и решили захватить весь мир!

Карта, скрученная в плотную трубку, заняла свое место в тубусе. Привычка со студенческих лет. Планшет, положенный по должности, валялся в танке уже месяц. Карты и бумаги — в тубус, карандаши — по многочисленным карманам.

Лирика это все… Наученный горьким опытом, оберлейтенант не будет атаковать в лоб. Он лучше сперва вызовет авиаподдержку. Благо, броневик авианаводчиков рядом. И маленький связист, лейтенант Крюгер всегда готов помочь.

Но просто так оставлять русских в любом случае нельзя. А то нароют кротовьих нор…

Немцев было, мягко говоря, до хрена. Пяток танков, штук пятнадцать бронетранспортеров. Сколько пехоты, капитан Усольцев и представлять не хотел. Много. Этого знания хватало для того, чтобы бессильно опускались руки… Хотя бы пару орудий. Капитан был согласен даже на 53-К. Скорострельная «сорокапятка» брала далеко не каждый танк, но все же давала хороший шанс отбить несколько атак.

А там и до темноты недалеко. Немцы ночью воевать не любят. И правильно, между прочим, делают.

Усольцев оскалился. Ночью не воюют. Ночью — режут. Податливые глотки сонных часовых. А еще кидают гранаты точно в палатку со спящим офицерьем… И рубить потом от бедра, длинными очередями, пластая в капусту ошалевших врагов.

Капитан не сомневался, что такая возможность еще выпадет на нелегкую солдатскую долю. И не раз. Нужно только дождаться ночи. А там всякое бывает. Война, она на то и война. Это, капитан, воевавший еще на Финской, знал хорошо…

Только дождаться темноты.

Сорок человек. Три пулемета, пара ротных минометов в балочке… Гранат немерено. И приказ — продержаться хотя бы сутки. За спиной спешно готовили оборонительные рубежи. Вермахт накатывал с неудержимостью океанской волны «цунами». До строящихся позиций не так далеко. Сорок километров — не расстояние. Но сутки — это сутки. Это лишние метры траншей, это новые минные поля, это дополнительный полк, протолкавшийся по заторам на «железке». Это — время.

Вообще, если говорить без оглядки на вышестоящее руководство, капитан совершенно не одобрял нынешнюю тактику. Нет смысла оставлять небольшие отряды в надежде, что они сумеют надолго задержать противника.

Задавят количеством, раскатают в тонкий блин и пойдут дальше.

Капитан с надеждой поглядел на небо. Признаков темноты и в помине не было, а вот с запада медленно приближался клин бомбардировщиков. Немецких.

— Воздух! — можно было и не командовать. Необстрелянных в батальоне уже не было. Да и осталось от того батальона…

Бойцы разбежались, укрываясь по щелям. А с неба, в крутом пике падали жутко завывающие «лаптежники», сбрасывая бомбы. И каждая летела точно в капитана Усольцева…

Обер-лейтенант Циммерман спрятал бинокль в футляр и улыбнулся. В кои-то веки, «птенцы Геринга» выполнили задачу на «отлично». Черные капельки бомб, отрываясь от фюзеляжей и крыльев, не падали на его позиции, а ложились точно в цель. Взлетали в воздух пучки соломы, складывались белоснежные стены «пряничных домиков»…

Несколько русских уцелело в любом случае. Эти дети природы выживали всегда и везде. Чтобы русский упал нужно два удара. Убить и толкнуть. Завет Фридриха Великого обер-лейтенант помнил хорошо. Потому и не спешил давать сигнал к атаке.

Над остатками деревни начали подниматься к небу клубы дыма…

Денек был не самый плохой. Но и не самый хороший. До того, как солнце замерло в зените, никто не мешал спокойно доедать низкорослые кустарники в долинке, спрятавшейся между холмами. Естественно, не разбредались, в любой момент мог напасть какой-нибудь хищник. Хорошо если мелкий будет. Даже на стаю согласны. Можно успеть собраться в плотную кучу и дать отпор. А если нападет кто-нибудь крупный? Тот же тираннозавр, в схватке один на один, запросто завалит даже крупного самца. А вот против всего стада и ему туго придется.

Поговорку «помяни черта…» трицератопсы не знали. Но работать из-за этого она не перестала. Зубастый заявился ближе к вечеру. Но врасплох не застал. Стадо мгновенно сбилось в кучу, загнав самок и молодняк в центр круга. Бросаться на выставленные рога оборонительного строя хищник не спешил. Но и уходить, не уходил… Видимо, не было поблизости никого съедобнее…

Так и кружил вокруг и около. А стоявшие во внешнем оцеплении самцы постепенно зверели. И так не самые спокойные звери. Жрать хочется до невозможности, а нельзя, этот урод только и ждет оплошности и разорванного кольца…

Вдруг тираннозавр исчез, растаяв беследно. Против пропажи зубастого гада никто не возражал. Но вместе с ним исчез и привычный пейзаж. Вместе с вкусным кустарником. Высохшая трава никак не заменит сочных листьев…

Тем более, что хищнику-то замена нашлась. Прямо на стадо со странным ревом надвигались какие-то удивительные звери. Разглядывать не было ни времени, ни желания… Самый близкий враг остановился, взревел особенно громко и снова рванул вперед, громко перелопачивая своим брюхом землю. Над стадом что-то просвистело.

Это стало последней каплей.

С ответным ревом трицератопсы бросились во встречную атаку…

Танки медленно шли по степи, подминая несчастные былинки ковыля. Бронированные чудовища, совершенно неуместные здесь. Усольцев тряхнул головой, пытаясь прогнать назойливое гудение в ушах. Оно перекрывало даже рев двигателей. Слишком близко рванула бомба, без последствий не обощлось. Контузия… Херня. Руки-ноги целые, глаза тоже не шалят. Вот и будем драться. До конца.

Подошел лейтенант Говорков. Надо же, живой! На плече гимнастерка порвана, но ППШ держит крепко.

— Восемь погибло, еще десяток поранило. Кожух на Старченковском «максиме» осколком рвануло, но латают.

— Успеют?

— Куда они нахрен денутся! — махнул целой рукой Говорков. — Залатают. А нет, так винтовки есть.

— Что винтовки есть, то добро! — согласился Усольцев.

Где-то, посреди остатков деревни грохнул первый снаряд. Пристреливаются. Значит, сейчас рубка начнется…

В следующее мгновение капитан остолбенел.

— Кирилл, ты их видишь? — спросил он, протирая глаза.

— Вижу, — севшим голосом отозвался лейтенант, — «свиньей» идут.

— Какой, к чертям, «свиньей»?

— Этой… Как немцы на Чудском озере. Клином!

— При чем тут немцы? — комбат прошептал, словно его могли услышать, и развернуть свой бег в сторону села, — Это кто?

— А я откуда знаю? — так же тихо ответил Говорков. — Но кажется, немцы сейчас будут очень даже при чем.

На пути наступающих танков, как из-под земли, возникло несколько десятков созданий, вышедших из ночных кошмаров. Закованные не то в костяной панцирь, не то в плотную чешую звери были выше и массивней танков. Самые крупные в длину метров семь, а в высоту не меньше трех. Тяжелая вытянутая вперед голова укомплектована тремя рогами. Четыре короткие толстые лапы и длинный хвост.

То ли зверям не понравился шум моторов, то ли грохот пушечной пальбы, а может у них просто было плохое настроение, но едва появившись, чудовища бросились в «штыковую», на ходу перестраиваясь в подобие широкого клина, на острие которого ломились самые крупные самцы.